Книга Танцы на цепях  - Рэйв Саверен

Чуть не упав на первой ступеньке, Безымянная поднялась выше. Через секунду чернота уже покрывала весь песок. Она бурлила, колыхалась, раскачивалась подобно волнам неспокойного океана.

– Дитя.

Знакомый голос хлестнул ледяной плетью.

Клаудия двигалась через черное море так равнодушно, будто даже не замечала его. Мрак растекался в стороны, не решался коснуться ног женщины. Все та же серая одежда и пристальный взгляд зеленых глаз. От раны, оставленной Ш’янтом, не осталось и следа.

Что это за чары? Обман? Она же умерла!

– Все может закончиться прямо сейчас. Брось оружие.

Точно в сердце нацелилось острие черного клинка. Точно такого же, как тот, что Ш’янт недавно сломал.

Нет, это все иллюзия. Кошмар и только!

– Сдавайся, дитя. Такова твоя судьба.

– Я не умру здесь, – прошипела Безымянная, – это мое тело. Оно никому не достанется!

– Ты не можешь сбежать, – лицо Клаудии – безмятежное и спокойное, как лицо ребенка, – дрогнуло, озарилось изнутри. – Ты рождена для этого. Ты ведь хотела сделать в этой жизни что-то полезное. Быть нужной. Так будь! Послужи миру, спаси его от уничтожения.

Слова болью отдались в голове. Ведь она и правда хотела стать чем-то важным. Частицей чего-то большего! И все повернулось вот так…

Впереди только смерть и забвение. Роль сосуда.

Безымянная отстегнула клинок.

– Собираешься сражаться? – в голосе Клаудии слышалось неподдельное удивление.

– Всегда, – последовал твердый ответ.

Женщина атаковала стремительно. Меч в ее руке будто ожил, превратившись в смертоносную змею.

Безымянная отражала удары, сыпавшиеся со всех сторон, и при этом медленно поднималась по лестнице, ступенька за ступенькой.

В глазах женщины мелькали самые разные чувства, от ненависти до жалости, но рука оставалась твердой. Каждый выпад был четким, стремительным, слишком мощным, будто нечто чужеродное отдало ей часть сил, превратив в машину для убийства.

Чернота ужалила в плечо, и рукав окрасился красным.

Жидкий мрак за спиной Клаудии постоянно поднимался, хотя и не касался женщины. Первые ступени поглотила мерцающая тьма. Стиснув зубы, Безымянная развернулась и бросилась бежать. Ступени мелькали под ногами, свет белого солнца отблескивал на поверхности живой темноты. Стук каблуков за спиной медленно, но уверенно приближался.

Лестница казалась бесконечной, решетка не сдвинулась с места, не приблизилась ни на фут. Грудь горела огнем, а воздух со свистом срывался с губ.

Как же я слаба!

Слаба и бесполезна.

Споткнувшись, Безымянная растянулась на ступеньках. Рот наполнился вкусом соли и железа, а в затылок уперлось холодное острие клинка.

– Бежать некуда, дитя.

Перекатившись в сторону, она ударила наотмашь, отчаянно, из последних сил. Так, что затрещали мышцы. Клинки столкнулись, высекая искры. Клаудия нахмурилась и зло бросилась вперед, впечатывая меч в камень, всего в дюйме от лица.

Над головой мелькнула тень. Ударив еще раз, Безымянная заставила наставницу пошатнуться, выиграв несколько драгоценных мгновений. Сорвавшись с места, она рассмотрела узкий каменный выступ, зависший над морем черноты.

Лестница плавно переходила в своеобразный пирс и обрывалась всего в сотне футов от решетки.

За спиной Клаудии плескался мрак, и путь к свободе отрезан. Медленно двигаясь над бездонной пропастью, Безымянная бросала по сторонам затравленные взгляды, но на этот раз спасать ее было некому.

Зал испытаний воли…

Чего ты боишься больше всего?

Испытание воли. Сражайся или умри!

– Мама не гаси свечу, я боюсь темноты!

Боюсь темноты…

Глубокий вдох, и чужой голос в голове. Зовет ее.

Тьма – твой лучший друг.

– Остановись, дитя! – вскрикнула Клаудия и рванулась вперед, но ее пальцы ухватили лишь пустоту.

– Тьма – мой лучший друг, – раскинув руки, чтобы встретиться с мраком лицом к лицу, Безымянная упала вниз.

***

В Энкуле не было белого снега.

Холодные хлопья, падавшие с небес, были совершенно черными. Будто невидимый гигант, рассматривавший угрюмый мир с недостижимой высоты, сгорел, и пепел его тела укрывал землю раз в год, на два коротких месяца.

Отмечать сезоны в мире, где почти ничего не меняется – невыполнимая задача. Энкулиты со временем поняли, что когда приходит «лето», то небо над головой светлеет, становится молочно белым, пенится и двигается, перекатывается волнами от края до края.

Ближе к «зиме» небо наливалось красным соком, превращалось в кровавое полотно, сверкающий монолит, застывший в ожидании.

И сейчас небеса над головой были багровыми и неподвижными. Гладкими, как шелковая простыня.

Площадь перед замком, вымощенная черным камнем – поле боя. Окруженное скелетами низкорослого кустарника, заваленное обугленными телами.

Чья-то рука тянулась к Ш’янту. Черная, испещренная трещинами, в которых проглядывала красная плоть. Тело все еще тлело. В воздухе повис густой смрад паленого мяса. Если бы глаза трупа не были выжжены, то смотрели бы на него с укором. Коснувшись пальцев, Ш’янт вздрогнул, стоило плоти и костям превратиться в пыль и осесть на стали перчатки.

Он чувствовал запахи утихшего боя. Горечи, магического огня и изувеченных тел. Чувствовал, как ветер, холодный и безжалостный, трепал волосы и бросал в лицо черную снежную крупу, смешанную с сажей.

Но ощущение нереальности было сильнее. Это лишь отголоски памяти, которые башня вытащила из самых дальних уголков, для испытания воли. Память о давних битвах, пережитых и забытых, отброшенных на окраину сознания и присыпанных пылью прожитых лет.

Не хватало только последнего штриха в этом театре абсурда.

За спиной что-то хрустнуло. Нарочито громко, чтобы привлечь внимание. Даже сдавленный возглас удивления прозвучал как по заказу. По камням застучали каблуки, зашуршала ткань.

Обернувшись, Ш’янт скрестил руки на груди – он не ожидал ничего другого. Если башня копается в памяти, чтобы вытянуть на поверхность страхи и воспоминания, то результат предсказуем, но сердце дрогнуло и застучало быстрее, игнорируя сигналы здравого смысла.

Во имя мрака, он даже чувствовал знакомый запах! Болью обожгло горло, порыв ветра будто выбил из головы все мысли, оставив лишь пепел и горечь.

В его памяти она осталась молодой и прекрасной. И явилась такой же.

Белоснежные волосы заплетены в тугую косу и перетянуты серебристой лентой, подол платья тянется позади, безжалостно пачкаясь о черный снег и гарь. На высоких скулах проступил легкий румянец, губы влажно поблескивают, а в серых глазах застыл немой вопрос.